...Окно открою и воды плесну
на мутное стекло, на подоконник.
А впрочем, нет, подробности - потом.
Я покажу сначала некий дом
и множество закрытых еще окон.
Потом из них я выберу одно
и покажу одно это окно,
но крупно, так что, вата между рам,
показанная тоже крупным планом,
подобна будет снегу и горам,
что смутно проступают за туманом.
Но тут я на стекло плесну воды,
и женщина взойдет на подоконник,
и станет мокрой тряпкой мыть стекло,
и станет проступать за ним сама -
и вся в нем, как на снимке, проявляться.
И станут в мокрой раме появляться
ее косынка и ее лицо, крутая грудь,
округлое бедро, колени, икры
и, наконец, ведро у голых ее ног засеребрится.
Но тут уж время рамам отвориться,
и стекла на мгновенье отразят
деревья, облака и дом напротив,
где тоже моет женщина окно.
И тут мы вдруг увидим не одно,
а сотни раскрывающихся окон
и женских лиц, и оголенных рук,
вершащих на стекле прощальный круг.
И мы увидим город чистых стекол.
Светлейший, он высоких ждет гостей.
Он ждет прибытья гостьи высочайшей.
Он напряженно жаждет новостей,
благих вестей и пиршественной влаги.
И мы увидим - ветви еще наги,
но веточки в кувшин водружены,
стоят в окне, как маленькие флаги
той дружеской высокой стороны.
И все это - как замерший перрон,
где караул построился для встречи.
И трубы уже вскинуты на плечи,
и вот сейчас, вот-вот уже, вот-вот...